Американцы так широко и умело разрекламировали символы своей страны, что, увидев в первый раз Статую Свободы или Эмпайер Стейт билдинг, испытываешь трепет. Вот знаменитый остров Эллис - в памяти всплывают кадры из Крестного отца . Юный Корлеоне приехал завоевывать Америку:

Пройтись по знаменитой Пятой авеню, прогулятьcя по Бродвею - все это казалось несбыточной мечтой, какой-то вымышленной жизнью, почти другой планетой. И вот ты здесь - можно потрогать ногами гладкий асфальт, покататься в желтом такси, в котором кабина водителя отгорожена от пассажирской толстым стеклом, или, встав под каким-нибудь небоскребом, задрать голову, ощутив его бесконечность. Манхэттен - это непрерывный праздник: пестрая толпа, разноязычие, нарядные витрины дорогих магазинов и уличная торговля на разложенном прямо на асфальте куске материи сомнительной чистоты.

Нью-Йорк - он вообще очень разнообразный. Вспоминается советский плакат, по-моему, им был украшен даже школьный учебник. Дети - чернокожий, белокожий и азиат - держатся за руки. Рисунок символизировал дружбу народов - один из основных постулатов советской пропаганды. Никакой дружбы там не было! Настоящим общим домом для самых разных наций и народностей мне показался Нью-Йорк. Каких только одежд здесь не встретишь, каких только рас! Наша планета представлена во всем многообразии. Кухни народов мира американцы унифицировали под систему фастфуд. Раньше я думала, что фастфуд - это гамбургер или пицца. Оказывается, на ходу можно поесть и китайские блюда, и мексиканские джайрос, и что ваша душа пожелает. Запивают гастрономическое ассорти в основном традиционной американской Колой в огромных бумажных стаканах.

Здесь есть даже памятник Ленину. Некий домовладелец, по каким-то только ему известным мотивам проникся симпатией к канувшей ныне в Лету стране Советов. Следуя своим симпатиям, он привез из России статую вождя русской революции. Отлитый в бронзе Ленин, набивший оскомину нам, бывшим жителям СССР, в Нью-Йорке должен был встать, по замыслу ее нового владельца, на площадке перед его домом. После того, как Ленин благополучно пересек океан и прибыл в Америку ,оказалось, что городские власти Нью-Йорка взгляды поклонника Ильича не разделяют. А посему ставить памятник в Манхэттене категорически запретили. Пришлось поднимать статую на крышу многоэтажного здания, благо этому воспрепятствовать не мог никто. Частная собственность - это святое! Дискриминации в Нью-Йорке подвергается только одна часть населения - курильщики. Признаюсь, местами это раздражает. Курить нельзя нигде! Только на улице. Ладно, если лето, а зимой, когда пальцы замерзают на ходу?

Так что если у вас сложился какой-либо стереотип, то он обречен на полное разрушение. Первое впечатление - огромный мегаполис, даже тоска охватывает. Думаешь, что в этих каменных джунглях никогда не сориентироваться. Присмотревшись, начинаешь понимать, что все строго систематизировано. Улицы либо пронумерованы, либо обозначены буквами и расчерчены точно по линейке. Особая проблема в Нью-Йорке - припарковать машину. По законам, которые, на первый взгляд, довольно сложно понять, ее нельзя оставлять практически нигде. Запрещающие таблички кто-то невидимый щедрой рукой развесил по всему городу. Мой знакомый, вздумавший мне показать Манхэттен, не мог припарковаться в течение часа. В результате пришлось любоваться городским пейзажем из окна автомобиля. В следующий раз мы предусмотрительно воспользовались сабвеем.

Нью-йоркское метро выглядит просто удручающе по сравнению с помпезной роскошью московского. Мрачное впечатление производят выкрашенные черной краской металлические колонны, под ногами грязный асфальт. Повсюду разбросаны обрывки бумаг и прочий мусор, поддуваемый ветром от проносящихся мимо поездов. Карта нью-йоркского метро, что называется - без пол-литра не разберешься! Тесно переплетенные маршруты А ,F, B - и так дальше по алфавиту, могут завезти неизвестно куда, стоит только что-то незначительно перепутать. А люди! Господи, люди в трейне могут сидеть так, как им заблагорассудится. Например, вытянув ноги на соседнее сидение. У всего этого бедлама есть, однако, и достоинства: здесь нет давки, в поездах работают кондиционеры, а телефонные автоматы на перроне понатыканы через каждые три метра. Подземкой сабвей не назовешь - трейн то поднимается на каких-то немыслимых сваях, с грохотом проносясь над крышами домов, то опускается в туннель и лишь иногда уходит глубоко под землю. На протяжении всего пути можно развлекаться, созерцая настенные надписи. Ньюйоркцы, видимо, очень любят рисовать. Их тяга к настенной живописи не поддается описанию. Размалевано любое пространнство, свободное от рекламы. Порой произведения доморощенных художников можно встретить в столь труднодоступном месте, что просто интересно, как он туда добрался и в какой позе творил. Содержание обычно ограничивается двумя тремя довольно емкими словами, так называемый непереводимый фольклор .

Впрочем, уже в первую неделю моего пребывания в Нью-Йорке я поняла, что удивляться ничему не стоит. Одна чернокожая американка в магазине, по-панибратски хлопнув меня по плечу, вокликнула You have very cool shoes! , то есть ей понравились мои туфли (на мой взгляд, кстати, ничем не примечательные). Она не стала сдерживать свои эмоции, а, напротив, немедленно поделилась ими со мной. Самые разные люди на улице и в метро спрашивали меня, откуда я приехала и давно ли в Америке. Уж не знаю, что тому причиной. Может, это норма, а может, просто мне так везет. В скверике в самом центре Манхэтенна, где я мирно листала газету, дожидаясь подругу, ко мне подскочил жизнерадостный уборщик (не знаю, как этих людей называют здесь - у нас они были дворниками). В отличие от наших, этот был одет с ног до головы в кипельно белое, словно он пришел не убирать улицу, а оперировать пациента. Предварительно осведомившись, говорю ли я по-русски (как он догадался - ума не приложу), Лева из Киева поведал мне о своей жизни. Ею он, кстати, очень доволен. Свободное время он проводит в Атлантик-Сити вместе со своей герлфренд, по Киеву почти не скучает, несмотря на то, что там он работал инженером. Его знаний в области английского языка ему вполне хватает, а по вечерам он смотрит русское телевидение. Он показался мне абсолютно счастливым.

Брайтон - это особая Америка. Здесь все понятно и доступно. Вообще, выходцы из бывшего СССР, на мой взгляд, устроились в Нью-Йорке с большим комфортом. Отгородившись от того, порой не совсем понятного, а если и понятного, то не всегда приятного для них мира, они создали здесь свое собственный. В нем есть свои школы, детские сады, магазины, адвокаты, свои газеты и журналы. Вообщем все, что нужно для жизни. Знание английского - это, конечно, плюс, но на Брайтоне спокойно можно обойтись и без него. Но, как известно, к удобствам привыкают очень быстро.Я стала свидетелем сценки, когда женщина громко возмущалась в магазине тем, что продавщица не понимает по-русский. Видимо, она запамятовала, что находится не в России. Нечто подобное я читала у Довлатова в его заметках о русской иммиграции в Америке и, признаюсь, решила, что это преувеличение. Ничуть не бывало! Мой сын, отправляясь в магазин за молоком, предварительно уточнил у меня, как обратиться к продавцу по-английски. Вернулся он возбужденный.

- Мама! Тетя у меня спросила на чистом русском: Что ты, сыночек, хочешь?

Загруженная автомобильная трасса, толпы прохожих, городская суета сменяется шумом океанского прибоя и криком чаек, стоит лишь перейти дорогу. Чистый, почти белый песок, бескрайний простор океана. Знаменитый Брайтон Бич. Бульвар вымощен какими-то старыми некрашеными досками.

Утром его обитатели - в основном пенсионеры и мамы с детьми, вечером зажигают свои огни рестораны, бульвар заполняетя подгулявшей молодежью. В Союзе их назвали украинцами, армянами, узбеками, евреями. Здесь все, кто оттуда, русские.

Ночной Нью-Йорк это зрелище почти феерическое. Ярко освещенные улицы, где-то в поднебесье загадочно мерцают окна небоскребов. Помеченные лампочками мосты кажутся просто подвешенными в ночной тьме. В те приснопамятные времена, когда мы смотрели на Америку глазами обозревателя Зорина, эта завораживающая картинка со сверкающей неоновой рекламой символизировала загнивающий империализм . Смею предположить, что в глубине души самому Зорину она нравилась не меньше, чем сегодня мне. В будни после полуночи машин становится на улице совсем мало, прохожих почти нет, Нью-Йорк спит: В эти часы пробуждается огромный рыбный базар на набережной. Это место назывыется Sea port. Запах моря заполняет всю улицу, покупатели и продавцы громко торгуются. Тонны, десятки тонн рыбы расходятся по вэнам. Кажется, что все морские обитатели ньюйоркцами выловлены и разложены по ящикам, а теперь спокойно дожидаются своей участи. Их дальнейшая судьба не вызывает сомнения - прилавок магазина или кухня ресторана. Интересно, куда девается то, что не продастся? Спросить не у кого - все очень заняты, пошлют еще куда подальше.

Утром - уже все убрано, от ночного шабаша не осталось и следа. Запах рыбы исчезает вместе с утренним туманом и растворяется в воздухе: